16-этажное здание издательства «Шарк» архитектора Ричарда Блезэ, несмотря на неправильную реконструкцию 10 лет назад, остаётся иконой Ташкента, считает историк архитектуры Борис Чухович. В колонке для «Газеты.uz» он пишет, почему здания «Шарк» (включая горизонтальный корпус) должны быть сохранены.
Ситуация со зданием издательства «Шарк» парадоксальна, и, чтобы выбрать лучшую стратегию защиты, специалисты и общество должны ясно осознавать, что и почему мы защищаем. До 2021 года, когда мне выдалось приехать в Ташкент после длительного отсутствия, я полагал, что издательство является одним из наиболее хорошо сохранившихся модернистских зданий в городе. Однако детальное обследование показало, что это не так.
Оригинальные фасады были почти полностью утрачены более 10 лет назад во время реконструкции. Проблема не только в том, что стены, облицованные газганским мрамором, были заменены алюкобондом и керамическими плитками. Изменения затронули пропорции сооружения, так как алюкобонд закрепили на накладных конструкциях, не предусмотренных архитектором Ричардом Блезэ. Наиболее заметны изменения в лифтовом блоке сооружения, увенчанном часами, — любой, кто захотел бы сравнить старую и новую версии здания, убедится, насколько тяжеловесной и грубой является сегодняшняя башня в сравнении с изящной постройкой 1974 года.
Прорисованная Блезэ как «антенна телетайпа», она много десятилетий не несла никакой технической нагрузки, но оставалась символом новых технологий и устремлённости в будущее, характеризовавших советскую архитектуру на излёте «Swift Sixties».
Реконструкция фасадов была проведена ещё в каримовскую эпоху, когда в стране не было специалистов, способных провести грамотную реставрацию модернистского сооружения. Между тем, оно действительно требовало незамедлительных действий. В отличие от гостиницы «Узбекистан» и Музея Ленина (сейчас Государственный музей истории Узбекистана, он частично виден на главном фото — ред.), которые возводили военные строители, некачественное строительство привело к постепенной ломке и обрушению мраморной облицовки, что делало здание малоэстетичным и, главное, небезопасным для горожан.
Оригинальные интерьеры сохранились не лучше фасадов. Изначально наиболее выдающимися и тщательно проработанными были пространства первого и шестнадцатого этажей. Моя коллега Екатерина Головатюк (архитектор, соосновательница бюро GRACE (Милан) — ред.) считает проект первого этажа наиболее совершенным по мысли и графическому исполнению, с чем я согласен. Однако от него сегодня мало что осталось. Что касается 16-го этажа, где в свободном пространстве архитектор организовал два зала, на 50 и 200 мест, а также буфет и рекреации для общения журналистов, от него не осталось вообще ничего, кроме голых конструкций.
В 2021 году в активном режиме шла реконструкция и стандартных этажей: некоторые из них уже подверглись полной деструкции, а другие ждали своей участи. При обследовании здания лишь квадратная мраморная лестница вертикального блока напомнила мне время, когда я, будучи молодым архитектором, а затем аспирантом Института искусствознания, носил свои первые тексты в редакцию «Архитектуры и строительства Узбекистана» на седьмом этаже.
